Цитаты из книги Франсуазы Дольто “На Стороне Ребенка”, сегодня про детство:
Ребенок обладает не всеми правами, но права — это всё, что у него есть. У родителей нет никаких прав на его личность — у них есть только обязанности.
«Ребенок с большой буквы» не существует: существует личность, переживающая пору своего детства, личность, которая, по сути, уже есть то, чем будет всегда.
В этом и разница: взрослый размышляет о себе; ребенок о себе не размышляет; он существует. <..> Может быть, ребенок создан главным образом, чтобы «быть», а взрослый — чтобы «иметь», и непрестанно размышлять, следить за собой, воплощать себя. Рано или поздно становишься собственником своего прошлого, как собственником дома. У ребенка нет своего дома; он просто находится или в доме, или вне дома. С самого первого контакта немало детей обращалось ко мне с вопросом: «А что у тебя есть?» Роль психоаналитика подразумевает ответ: «Хорошо, я тебе расскажу, но и ты скажи мне, что есть у тебя». Затем начинается спор, кому отвечать первым. А потом они говорят, что у них есть: «У меня есть папа, мама, брат, плюшевый мишка…» — словом, перечисляют все существа, с которыми у них существуют отношения. «Вот, я сказал. Теперь ты.» — «Что ты хочешь, чтобы я тебе сказала?» — «У тебя есть муж?» — «Да, есть… А если бы не было?» — «Ну… Все-таки хорошо, что он у тебя есть… А дети у тебя есть?» — «А если я тебе не скажу?» — «Ну, это нечестно, я же тебе сказал»…
Часто именно таким образом устанавливается языковое общение с ребенком, и я очень удивляюсь, что дети никогда не «вносят в Декларацию» ничего им принадлежащего, кроме людей, с которыми У них существуют отношения. Если они отвечают письменно, им кажется, что этого слишком мало, и они добавляют: «Да, а еще у меня есть дядя, а еще та дама, которая водила меня гулять, когда я был маленьким».
Дети никогда не говорят о своем материальном имуществе; для них «иметь» значит иметь отношения с другими живыми существами.
Если платой за безопасность оказываются отказ от воображения, от креативности, от свободы, то, полагаю, что, хоть безопасность и относится к первоочередным потребностям, ее не должно быть слишком много. Переизбыток безопасности подсекает тягу к риску, которая необходима человеку, чтобы чувствовать себя «живым», «значительным». А тот взрослый, который до такой степени помешан на безопасности, что начисто утратил воображение, — как знать, не был ли он когда-то малышом, которому с первых годов, с. первых дней жизни мучительно недоставало этой самой безопасности?
Парадокс нашей эпохи, страхующей от всякого риска дети и молодежь становятся всё более уязвимыми, потому что у них отсутствует опыт, приобретаемый изо дня в день.
..дети стоят у истоков знания. Они задают настоящие вопросы. Они ищут ответы, которых нет у взрослых. Чаще всего взрослые хотят понять детей для того, чтобы над ними господствовать. А им следовало бы почаще прислушиваться к детям: тогда бы они обнаружили, что в нашей жизни, простирающейся куда шире семейных и социальных страданий и драм, все тяготы которых дети делят с нами соответственно своему возрасту и природным дарованиям, именно они, дети, владеют ключами от любви, надежды и веры.
Если мы хотим, чтобы у ребенка было больше шансов сохранить свой потенциал, нужно, чтобы воспитание было как можно меньше проникнуто авторитарностью. Не будем стремиться все понять — вместо этого будем уважать все реакции ребенка, в том числе и те, которые нам не понятны. Родители приходят на консультацию, когда у ребенка проявляются синдромы, которые им мешают. Сколько раз мне говорили: «Мне хотелось бы понять, почему он так поступает». — «Но это вас не касается. Он поступает так; это или мешает вам, или не мешает… Если мешает, скажите ему: “Это мне мешает”, но не пытайтесь это понять. Если имеет место серьезное расстройство, от которого ребенок страдает, вы можете повести его к специалисту, чья профессия состоит в том, чтобы помочь ему понять себя и справиться с тем, от чего он страдает. Если то, что он делает, мешает вам, а не ему, я это объяснять не берусь, потому что вас это не должно касаться, а меня — не интересует.»
В каждом ребенке — просто мы об этом не хотим думать — живет и развивается некий интуитивный проект отношения других к нему как ко взрослому. Значит, он ждет, чтобы по отношению к нему и вели себя так же, как по отношению к взрослому, и уважали бы так же. И в этом ребенок прав.
С самого начала своей внутриутробной жизни человек не является частью материнского тела, он уже уникален. Он сам дает себе жизнь и рождается на свет при посредстве отца и матери, он — сама Жизнь. В силу своего желания родиться он настойчиво стремится к развитию и достижению своей цели. С точки зрения психоанализа, мать — это только посредник, сперва биологический, потом символический. Это не так уж мало. Это основное.
Как-то на «круглом столе» акушеров, повивальных бабок и детских медсестер, где все, кто занимается женщинами после родов, говорили о равенстве с врачами*, я не удержалась от замечания практикующему врачу говоря об одной из участниц, старше его по возрасту, очень умной и тонкой ‘ женщине, он снисходительно назвал ее «акушерочкой». «Акушерочки», «мамочки»… Власть в этой сфере должна принадлежать тому, кто рожает! Врачей с головой выдает их сленг.
«Сегодня я произвел на свет троих!» И все смеялись, слушая это утверждение: он не помогал, а производил! Иносказание? Едва ли. Скорее, бессознательное закрепощение врачом роженицы, ее мужа, их ребенка.
Вот так в разговорной речи можно поймать врача с поличным, уличить в узурпаторских замашках: ведь на самом деле рожает не он и даже не мать… Ребенок появляется на свет сам. В этом и состоит самое главное. Наука родовоспоможения, поставленная на службу роженице, преследует только одну цель: помочь ребенку родиться и по возможности избежать травматических последствий как для матери, так и для него самого. Но помимо родовспомогательной процедуры в компетенцию персонала входит оказание новорожденному психосоциального приема, проявление уважения к его физическому и словесному контакту с родителями, а также социоадминистративный прием со стороны его этнической группы, в той мере, в какой больница или родильный дом могут его обеспечить.